Брахт Мэри - Белая хризантема

Очень болезненная книга. Каждое слово, словно нож, впивается в сердце, душу и разум. Чувствуя всем телом, каждой его клеточкой -  страх, разочарование, боль, радость и смятение, словно ты переходишь с одного тела в другое. То ты милая малютка Эми, то 16летняя Хана, которая сделала всё, чтобы оградить сестру от такой же участи, которое настигло большинство девушек в те годы. То ты пожилая Эмико, которая выжив и перетерпев все невзгоды, ищешь взглядом на демонстрации, надеешься хоть на малейшее дуновение ветерка, дабы он мог рассказать о пропавшей сестре. То снова Хана, побитая, измученная, изувеченная, но такая стойкая и храбрая. Вместе я ненавидела с ними японских, да и любых, солдат, вместе любила сестер и их семью, вместе была благодарна людям, которые были к ним добры, вместе вспоминала моменты с их прошлой счастливой и мирной жизни. Вместе не переносила цветы, особенно цветение сакуры. Больно то, что все истории, которые были сказаны, были услышаны мною впервые. Я резко ощутила стыд и непонимание, ведь как я могла пропустить такую жестокость, такое горе мимо ушей//глаз//чувств. Мне захотелось узнать истории всех женщин в те годы, возложить им горы белых хризантем. Но в тот же миг, я отчаянно хотела забыть это знание, запрятать его так глубоко и больше никогда не вспоминать. Слезы радости, слезы боли, слезы гордости и слезы отвращения душили меня время от времени и хотелось поставить на паузу, закурить и дать себе отдышаться. Но и ту же секунду слабости, хотелось знать, что же было дальше. Надеется, что все о ком вспоминали сестры с теплом, выживут. Что вот-вот и судьба даст этой маленькой корейской семье немного отдохнуть. Но каждый раз та реальность вытаскивала меня с этой "мечты" и окунала в ужас войны, оккупации, боли, боли такой громкой, что заложило уши. Перед глазами мелькало море и его дары, солдаты, вагоны поезда, узкие комнаты, новые лица, раны и ссадины на теле, вид меча, ножа или пистолета, перепачканная одежда, слезы свои и других. Нос чуял запах рыбы, воды, испражнений, пота, духов, растений, новых мест и то, как пахнут сменявшие месяцы. Уши слышали смех, плачь, блеяние домашнего скота, шум железнодорожных путей, выстрелы, клацанье пряжки ремня, звук ударов, добрые слова и мерзкие, звук насильного соития, звук бешено колотившегося сердца и звук свободы. Язык чувствовал разбавленную рисовую кашу, вкус крови, морские водоросли, вкус таблеток и опиумного чая, рыбу, вяленное мясо и молоко буйволицы, вкус поцелуя и чужого тела, который никогда не был желанным. Слушать всё это было больно. Та адская жестокость выкручивала кости. Хана установила свой рекорд и не дышала 160 с лишним секунд. А я, словно не дышала все 9 часов, которые длилась эта книга. Там есть слово, как хён. Хён - это сложное корейское понятие, приблизительно означающее “бессильный гнев, причиненный страданием”. Эта книга мой хён.